Лысюка задумалась. Глаза ее пытались сосредоточится на стрелках компаса, но те вертелись так быстро, что глаза просто не успевали.
— У вас часы бегут, — пожаловалась Лысюка.
— Где? — удивился Касимсот и посмотрел на компас. Потом на Нямню Назуковну. Потом на кувалду, которую она нежно прижимала к декольте.
— Это что у вас?
Лысюка покраснела, но ответила с достоинством:
— Это у меня грудь.
— А на груди?..
— Бюстгальтер…
— А на бюстгальтере?
— На бюстгальтере инициалы… — вспыхнула Нямня.
И она показала вышитые люрексом литеры Х и Б.
— Почему Ха и Бэ? — не понял Люлик.
— Потому что Хрюндигильда Брудерсдоттер, неужели нельзя догадаться?
— Лысюка не на шутку рассердилась.
— Так вас же зовут…
— Какая разница, как меня зовут? — Закинув ногу на ногу, Нямня Назуковна оглядела себя, решительным движением поправила бюстгальтер и одернула платье. — Он мне все равно больше идет.
Люлик потряс головой, избавляясь от наваждения, и поставил вопрос корректнее:
— А что вы в ручках держите?
— Ах, это! — Девица ласково погладила тёшшу. — Это кувалда.
— Железная? — уточнил капитан.
— Не вся, — посчитала нужным объяснить Лысюка. — Рукоятка деревянная.
— Так какого черта ты рядом с компасом делаешь? — На компасе от децибел лопнуло стекло.
Лысюку как ветром сдуло.
Оставшись один, Касимсот мог совершенно спокойно предаваться панике.
Компас испорчен, звезд не видно, управление отсутствует, бриллианты потеряны… и самое поганое — Лысюка хочет замуж за Мумукина.
— Надеюсь, что ему сейчас плохо, — сказал Люлик и успокоился. По крайней мере на пароходе шторм пережить гораздо легче, чем на шлюпке.
— Лю-улик!.. Ау-у! — орал охрипший уже Тургений. — Помоги-ите!..
Шторм прекратился так же внезапно, как и начался. Умиротворяюще шелестели волны, орали чайки, Люлик, разумеется, слышать Мумукина не мог, да и вряд ли хотел, ибо пароход «Ботаник» и сам в данный момент не мог определиться со своим положением в пространстве.
Бурю, кстати, Мумукин с Трефаилом перенесли на удивление легко — забились в кубрик, накрылись одеялами и пили обнаруженную под лавкой угольную настойку «Самый Гон». Едва друзья напились до той степени, когда качает лежа, головокружение в голове вошло в резонанс с колебаниями волн — и качка перестала чувствоваться. Убаюканные воем ветра, отважные мореплаватели заснули в обнимку под лавкой и проснулись только утром.
Рекогносцировка, произведенная совместными усилиями, результатов не дала: Трефаил умел ориентироваться только по угольной пыли на деревьях, по дорожным указателям и по «скажите, пожалуйста, где здесь ближайшая пивная?», а Тургений вообще страдал редкой формой топографического кретинизма, при которой не мог сориентироваться даже в своих карманах.
— Может, в кубрике карта есть? И компас? — предположил Мумукин.
Трефаил идею поисков карты и компаса одобрил и поручил исполнение Тургению. Мумукин в особо изощренной форме перетряхнул шлюпку от носа до кормы, порывался даже отодрать от днища пару досок — вдруг второе дно обнаружится? — однако Трефаил отговорил его от этой перспективной мысли. В результате обыска Тургений нашел мешочек с бриллиантами и значок «Передовик производства». Значок отправился за борт, бриллианты отобрал Трефаил, и можно было со всей ответственностью сказать: дело плохо.
Тогда Тургений встал на носу шлюпки и начал звать помощь. Около получаса Трефаил терпел его вопли, потом ушел в кубрик, заперся и заткнул уши, а Мумукин все продолжал взывать, но никто его не слышал.
Даже Лысюка.
— Лю-улик, — рыдал в голос Мумукин.
— Дяденька, вы чего кричите?
— Мальчик, уйди, не мешай, — огрызнулся Тургений и продолжил: — Лю-ули-ик…
Спустя мгновение до него дошло, что голос и в самом деле принадлежит ребенку, и Мумукин огляделся. То, что он увидел в следующее мгновение, привело отважного морехода в состояние священного трепета.
Мальчик действительно имел место быть, но вот размеры оного никак не вписывались в систему ценностей Тургения.
— Еппонский бог… Трефаил, к нам гости, — позвал он друга, предававшегося меланхолии в кубрике.
— Оставь меня, старушка, я в печали, — последовал ответ.
— Адидасыч, не срамись, не срамись перед державами, — свистящим шепотом надавил Мумукин на сознательность и гражданскую совесть товарища. — Это же контакт.
— С кем опять? — Голова Трефаила показалась из кубрика. — Здравствуй, мальчик.
— Здрасьте! — Подросток поднял руку, с которой на шлюпку обрушились каскады морской воды, поковырял в пещере правой ноздри метровым пальцем. — Вы откуда?
— Э… — До Трефаила, промокшего насквозь, наконец доперло, насколько масштабной оказалась встреча. — Мы путешественники. Из Соседского Союза.
— А ты чей? — поинтересовался Мумукин, прежде чем Трефаил успел заткнуть ему рот.
— Ну и хамло же ты, Мумукин! — Сууркисат больно ткнул товарища под ребра. — Ты что, не видишь: ребенок потерялся?
— Можете не шептаться, я все равно услышу, — всхлипнул великан.
Как ни странно, голос мальчика не обладал никакими чрезмерными характеристиками — обычный детский голос.
— А ты кто, малыш? — не унимался Мумукин.
— Кинконг.
— Это имя такое?
— Нет, это… — Мальчик высморкался, и сопли проплыли мимо шлюпки огромным зеленым маслянистым пятном. — …Национальность.
— Так вот оно что… — Тургений проследил движение пятна. — А как звать тебя?
— Власом…
— Какой тебе годик?
— Восьмой миновал…
— Сколько? — не поверил Трефаил.
— Восьмой миновал, — виновато повторил мальчик. — Три года назад.
— Так это получается одиннадцать, — подсчитал Мумукин.
— А я только до восьми считать умею, — признался кинконг.
После непродолжительного молчания Трефаила озарило:
— А до земли далеко?
— Не, тут рядом остров, — с готовностью ответил Влас. — Их тут вообще очень много, но этот самый маленький, пока я его по береговой линии обхожу, успеваю восемь раз по восемь сосчитать до восьми раз по восемь.
— Что же ты кушаешь, маленький? — проявил заботу Мумукин.
— Дяденек, иногда тети попадаются, — потупился мальчик.
Тургений грохнулся в обморок. Сууркисат с укоризной посмотрел на малыша.
— Еще раз так пошутишь — уши оборву.
— Я же не ушами шутил…
— Не препирайся, а то и глаз высосу.
Через десять минут шлюпку путешественников вынесло на песчаную отмель. Взору предстала стена акаций, и никаких следов пребывания человека, если не считать конусообразной башни, вершина которой терялась в клубах смога.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});